Тёмная сторона. — @дневники: асоциальная сеть

Мы иные.

МЫ служим разным силам.

URL

четверг, 11 августа 2011

02:21

Темной ночи.

Спустя год Смирнов перешагнул планку в сто восемьдесят сантиметров с запасом в два, отрастил, бросив красить, волосы и перебил змейку на шее - теперь она смотрела головой вниз и больше не торчала из любого выреза.
Спустя год за его плечами был опыт съемок. Ничего серьезного - пара эпизодов, проходной персонаж подросткового сериала и роль в дипломной короткометражке, но и это уже было неплохо.
Спустя год он вполне адаптировался к самостоятельной жизни в столице: все оказалось не таким уж сложным, все оказалось не таким уж другим. Мегаполис эффектно пускал пыль в глаза, но, присмотревшись, можно было увидеть те же базовые принципы.
Спустя год он научился довольно легко находить тех, кто ему подойдет. Казаться своим в особых местах, выхватывать взгляды, подавать правильные сигналы, говорить нужные фразы и вести себя согласно неписанным законам.
Спустя год его от этого слегка мутило. Приобретенные умения были бесполезны, как только требовалось нечто большее, чем «сгодится». На трезвую голову подавляющая часть новых знакомых вызывала желание тут же их забыть. Да и стоило ли ехать за сотни километров, чтобы снова загонять себя в рамки чужих правил – только с другим знаком. А выглядеть тем, кем он не является, он сполна мог в формате выбранной профессии.
Спустя год он примирился с тем, что ожидания не всегда соответствуют реальности, а новая жизнь рано или поздно начинает до странности напоминать прежнюю.
Спустя год он понял, что некоторые вещи стоит ценить – раньше, чем они начинают познаваться в сравнении.
Спустя год Смирнов казался себе другим человеком.
Но все эти изменения разом побледнели в его глазах, когда он распахнул дверь.
Перед ним стоял незнакомый парень ростом чуть не под верхнюю планку проема.
Смирнов присвистнул. Тот засмеялся.
- Вот веришь - не хотел. Так вышло.
Он пропустил его внутрь. Под зеркалом в прихожей появился только одинокий белый пакет из сетевого маркета.
- А вещи?
- Мне есть, где остановиться, если ты к тому.
Смирнов поколебался, но спросил.
- Так ты не с вокзала?
- С вокзала. Вещи в камере хранения.
В стандартной малометражной кухне сразу оказалось тесно. Они на пару вытащили на стол продукты: помидоры, огурцы, зелень, ветчину, сыр, зерновой хлеб, пару бутылок минералки…
- Я не знал, что ты пьешь, поэтому алкоголя не взял.
- Все нормально. Пиво есть.
Смирнов чувствовал себя рядом с ним странно и скованно, словно они действительно не были знакомы. Хотя будь это так – у него не было бы эмоционального паралича. С новыми людьми он всегда чувствовал себя спокойно.
Он пытался узнать: движения, жесты, мимику - посматривая исподволь, не в открытую, чтобы не выдать взглядом свое состояние.
Почему-то напрягало малейшее соприкосновение, даже невольное. Они сталкивались руками, разбирая пакет, и каждый раз Смирнов дергался. Так коротило его с парнями только в ситуации полной неопределенности. Чтобы, избежав контакта, протиснуться мимо к ящику за ножом, он почти вплотную прижался к мойке, но все равно задел его животом и заметно вздрогнул. Со спины – а главное, вблизи – его фигура выглядела еще внушительнее, чем на первый взгляд: крупная грудная клетка, прямые плечи, расставленные широко локти… под натянувшейся футболкой уходила вниз цепочка позвонков, от поворота головы проступили впадинки на шее у самого затылка. Он молча придвинулся к столу, пропуская Смирнова.
- Помочь?
- Второго ножа все равно нет.
Смирнов настругал все не самыми эстетичными ломтями и разложил по тарелкам. Достал бутылку из холодильника.
- Точно не будешь?
- Тут все без изменений.
- А я выпью.
- Кто ж тебе помешает… Тост?
У него изменился голос – вот, в чем еще было дело - стал густым и тягучим, насыщенным. С таким можно было бы не думать об акустике, Смирнову бы пригодился – но у него не случилось.
Он протер рукой запотевшее стекло на горлышке, чтоб поудобнее ухватить бутылку, и сбил крышку.
- Знаешь… Встреть я тебя на улице, не узнал бы.
Только смех у него остался прежним. И прищур светло-карих глаз. И ямочки на щеках.
– Тогда традиционно?.. За знакомство?

***
Он взглянул на часы: восемь пятьдесят – и как назло первым по понедельникам алгебра. Харибдиного «непунктуальность суть презрение к окружающим» не избежать.
Вскинув сумку на плечо, Смирнов выскочил на площадку и вспомнил, что забыл телефон, только когда дверь хлопнула за спиной. Он раздраженно стукнул ладонью по деревянной обшивке, но возвращаться не стал.
Кнопка лифта горела красным. Спустя полминуты звука закрывающихся на другом этаже дверей так и не прозвучало. Он рванул вниз, и на втором этаже, проскочив через пару ступенек, с лету приземлился в кошачью лужу у коврика: теть-Тамара снова прокараулила Маврика.
Выбравшись из подъезда, Смирнов уперся в Свирина со Штакетом прямо по курсу.
Утро задалось. Новая жизнь с понедельника начиналась роскошно.
Стоило махнуть рукой на принцип, плюнуть и свернуть налево, по растрескавшейся асфальтовой канве вдоль дома - и напрямую через газон, но принцип был важнее опоздания. Да и добавлять к продуктам жизнедеятельности Маврика на кроссовках последождевую грязь не хотелось.
Свин шагнул назад, заступив дорогу.
- Что не здороваешься… братан? – он хохотнул и, ища поддержки, взглянул на третьего парня, которого Смирнов признал не сразу. – Зазвездился? Покури с народом. Расслабься.
Узкокостный и длинный Штакет хмыкнул, но от взгляда осекся и чуть сдвинулся за спину Свирина.
Смирнов прищурился и медленно пошел к ним.
- Тонкие с ментолом, я надеюсь?
- Чо?.. - Свин затупил и невольно чуть сдал назад. - Я пидорских не держу.
Смирнов сделал еще пару шагов и придвинулся к нему, с легким вызовом задевая плечом. Свин еще отступил.
- А ты держи. На всякий, - Смирнов взглянул через его плечо на тупо раззявившего рот Штакета и похабно подмигнул. – А то пидарасы в темном углу зажмут – не отмахаешься... братан.
Свин толкнул его в грудь, очумело переведя взгляд на долговязого. Штакет сморгнул.
- Он на чо намекает, а?.. Э! Ты на чо намекаешь? Я те не пидор.
Третий пацан заржал. Смирнов, проходя мимо, бросил ему:
- Трешься с педиками? Ну-ну. Гляди - до тебя доберутся.
Торопиться уже не имело смысла, он двинул к школе спокойно, оставляя за спиной угрожающие повизгивания Штакета и глухое бурчание Свина.

Милое дело – быть центром внимания. Фокусом взглядов. Предметом обсуждения
Смирнову было не привыкать. Иногда ему казалось, он действительно делает это специально, как внушали ему семь лет психологи всех рангов и мастей и Харибда со своим «тебе, Смирнов, всё не хватает внимания?»
Внимания хватало. С некоторого времени – с избытком.
На скрип открывшейся двери Харибда повернулась с мелом в руке и молча застыла в ледяном выжидании. Коровина несуразно хмыкнула. С первой парты сочувственно глянула правильная Сотникова. Головлев что-то сказал Тарасенко, и оба тихо прыснули. Ритка выразительно закатила глаза.
С таким большим избытком, что в определенный момент Смирнов решил, что еще больше поводов для его привлечения – ему только на руку.
Круче любого шкафа – прятать на виду у ищущих.
На него пялятся? Его знают? Он достопримечательность местного разлива? Ну разве не славно?
Он же Смирнов.
Такой черненький, с белым крашеным ирокезом? – Он самый.
У которого татушка со змейкой на шее? - Точно.
Три двойки в полугодии и угроза отчисления? – Да кто его отчислит, там все проплачено.
Жалко же, мать у него умерла… – Умерла, как же - в Москву свалила, а его на бабку кинула. Зато бабла не меряно, вот и откупается.
А он реально в театре играл? – Херня, в местном ТЮЗе на детские роли брали.
Теперь, говорят, в Щуку поступает и уже первый тур прошел. - А эт чо такое – Щука?
Это тот пацан, что на Новый год пьянку для «ашек» в «Волне» закатил? - Да там все гудели.
Слышьте, а правда, что он… этот… ну… гей? – Да ладно! Прикалывается, чтоб малолеток отвадить – кипятком от него ссут.
А говорят, еще на выпускном в девятом застукали, как с каким-то чуваком лизался. - Да там все в умат были, небось, с девкой попутал.
- Извините за опоздание, можно войти?
Смирнов напрягся в предвкушении обстоятельного допроса с последующей выволочкой.
- Садитесь… Василий.
Смирнова передернуло.
Он ненавидел свое имя. Холодно, но ярко. Оно досталось ему от залетного отца вместо фамилии, которой тот Смирнова не удостоил. На бесчисленные «как тебя зовут?» он еще с детства отвечал: «Смирнов». Все знали. И Харибда тоже.
Посчитала отличной платой за ненавистное опоздание.
- Вот сука.
Ритка пожала плечами:
- Ладно тебе. Могла б и помурыжить, если б не ЕГЭ на носу.
Смирнов шлепнул на парту тетрадь, порывшись на дне рюкзака, вытащил ручку с огрызком карандаша. Харибда застучала мелом, продолжая объяснять тестовые задания – но ему вряд ли светило врубиться.
- Слушай… эй! - он толкнул Ритку локтем, но она не повернулась. Только нахмурилась, продолжая вписывать ответы. - Что такая ботаничка-то стала вдруг, Кирсанова?
- Да иди ты… Это тебе с твоим творческим можно на все забить, а в областном на результаты еще как смотрят.
- А что тебе в областном-то? Ездила бы со мной – могла бы хоть попробовать пройти туры. В чем проблемы, Антигона?
Ритка раздраженно дернула плечом.
- Проблемы… Это у тебя их нет – тебе и не понять. Куда я поеду, дура провинциальная, у меня и таланта-то – одна фактура. Таких идиоток… Да и что за профессия? Переспала с режиссером – будешь сниматься, не переспала – не будешь.
Смирнов хмыкнул.
- Ты ж не пробовала. Тебе, может, понравится еще… с режиссерами-то.
Ритка оторвалась от тетради и скривилась.
- С Митряевым, к примеру? Нет уж, уволь. Это по твоей части. Мне – в пед.
- Ну и дура, - Смирнов для приличия открыл тетрадь. - Кстати, о педе: за мелким бы своим последила, училка – шорится, с кем попало. Школу прогуливает.
- А я ему не нянька. Вот отец узнает, огребет по полной.
Харибда повернулась, и Ритка вернулась к работе.
- Вы, Василий, уже приступили к выполнению варианта заданий? Или подготовка к ЕГЭ вас не интересует?
- Очень интересует. Я думаю, Харита Вартановна.
- Вы сделаете всем большое одолжение, если будете думать молча.
Пялиться в тест было не великим интересом. Смирнов вписал пару ответов для отмазки и принялся разглядывать письмена малышни на парте.
«Если ты не голубой, нарисуй вагон другой». Он усмехнулся. Тупоголовые шестиклашки старательно доказывали будущую ориентацию убогими квадратиками на колесах – небось, не по одному разу, чтоб наверняка.
«Серова – тупая уродка всем дает». Только тебя бортанула? «Серова – шлюха и праститутка». Правильно - и для души, и на карманные расходы. «Кто писал – тот казел». Давай, Серова, мочи их.
«Харибда – старая сука». Смирнов почему-то покривился, хотя пять минут назад повторил почти в слово. Была какая-то разница между тем, чтобы бросить сгоряча - и упорно процарапывать циркулем по краске. Чтоб не пропустила, заметила.
Член в боевой готовности – три штуки разных размеров сходной конфигурации. Автопортрет? Баба с огромными сиськами и разведенными ногами - одна. Но детально. Взросление, бля. Озабоченный Хусаимов. Семнадцать лет – и в девятом, тут с катушек съедешь.
Он сдвинул тетрадь к краю, чтоб не мешала и – опа! – сюрприз.
Прямо по центру стола тонким черным маркером было размашисто выведено: «Вася, я тебя люблю».
Надо же, запятая после обращения – не иначе как отличница в кои-то веки запала. Почерк красивый, хвостики у Я были любовно загнуты крупными завитушками.
Коза малолетняя. Училась бы лучше, а то с пятерок скатишься.
Смирнов задумался и взял ручку.
Не сказать чтобы ему не нравилось поклонение, оно было вроде как и лестно. Но вечно забитая тошнотными розовыми цветочками и котятками стена контакта, постоянный фон из туповатого хихиканья вокруг на переменах, звонки на мобильник с молчаливым сопением и признания на асфальте под окном порядком утомили. Теперь еще вот парту исписали.
Он отложил ручку и потянулся к Риткиному пеналу за фломастером. Она, бросив взгляд, только хмыкнула. Черного не оказалось. Смирнов хотел было взять коричневый, но заметил голубой – и, усмехнувшись, дернул из-под резинки его.
«Гуляй, дура… - он поколебался, писать свое имя ему было ненавистно не меньше, чем слышать или произносить, но все же продолжил: - Вася – гей».
Он издевательски закрутил все ножки Я и хвостик И краткого похожими завитушками и остался доволен. Одной идиоткой меньше, а репутация… А что репутация?
Писал бы он так – будь на самом деле геем?
Харибда закончила стучать мелом и села за стол, сканируя класс сквозь стеклышки бериевских очков. Смирнов отложил фломастер и пододвинул к себе тетрадь.

На большой перемене Ритка подошла к нему в столовке.
- Чего на малого гнал? В школе он, деньги мне передал.
Смирнов пожал плечами.
- Значит, ко второму или третьему подтянулся. В девять еще со Свириным и Штакетом на улице курил.
- Курил? Со Свином? – она недоверчиво посмотрела, но, что-то смекнув про себя, кивнула. - Ладно, пригрожу тренеру про курево сказать – тот его уроет.
- Педагогичненько. В областной - без экзаменов.
Он допил противный разбавленный компот, затолкал в себя по-быстрому пирожок и дернул из столовки, оставив Ритку у стойки. Пятым была геометрия, дразнить Харибду второй раз за день ему не хотелось.
Класс еще был пуст. Коровина с Цивленко активно обсуждали решение какой-то херни из распечатки и его появления даже не заметили. Он двинул к своей парте. Выковырял ручку, тупой огрызок чертить все равно ни на что не годился, так что Смирнов оставил его поиски в расчете разжиться нормальным из Риткиного пенала и скинул сумку на пол.
На столешнице под его голубой строчкой чернел ответ.
«Мимо, Вася. Я не дура, а дурак».
Оба полукружия от большой В на концах был загнуты нахальными улитками. Смирнов сжал зубы. А вот это уже нравилось ему гораздо меньше. Таких шуток спускать было нельзя.
Ручка по краске писала хреново, только карябала – но от злости было уже не до издевательских завитушек. «Ты не дурак, ты дебил. Узнаю, кто – мало не покажется».
Геометрия прошла в мрачном молчании. Ритка удивленно поглядывала на его неожиданное рвение записывать все до последней точки.
После шестого он задержался в вестибюле – посмотреть расписание. Между первым и пятым в семнадцатом занимались два шестых и девятый.
Хусаимов.
Смирнов прищурился. Ну держись, Саддам.

- Ты псих, да? Псих? Что я тебе сделал?
Он нашел его назавтра сразу после третьего урока.
Коренастый и крепкий на вид Хусейн на деле почти не отмахивался, прикрываясь неловко, совсем неумело. Бить такого «соперника» было противно, да и запал злости за ночь ушел – но важен был принцип - Смирнов вжал его в стенку плечом и поднес кулак к лицу. Ошалевшие от скорости и непонятности развития событий Саддамовы одноклассники стояли поодаль, не решаясь вмешаться. Хусейн зажмурился.
- Еще что-нибудь напишешь – убью, понял?
- Да что я сделал-то? – Хусаимов приоткрыл глаза и попытался оттолкнуть Смирнова и освободиться. – Ничего я не писал!
По стихшему за спиной гвалту и изменившемуся направлению взглядов девятиклассников Смирнов понял раньше, чем услышал.
- Василий!
Он отпустил Хусейна, смерив долгим многозначительным взглядом, и повернулся.
Глаза Харибды леденели гневом.
- Ко мне в кабинет. Сию же минуту.
Хусейн, вырвавшийся и окруженный сочувственной толпой, быстро пошел по коридору, выкрикивая что-то истеричное.
- Я к директору, - она протянула ему ключ. – Откроешь и дождешься моего возвращения.
Смирнов вздохнул и поплелся на второй этаж.
В рекреации никого не было, значит, у Харибды окно - от этого стало еще тоскливее: нотация растянется, и, наверняка, звонка матери точно не миновать.
Смирнов присел за парту напротив учительского стола. До конца перемены оставалось десять минут. Он последил за плывущей по кругу секундной стрелкой, потом встал и подошел к окну. На площадке детсада ковырялась в песочнице малышня, вдоль ограды прогуливались мамаши с колясками. Сразу за стеклом дрожали и крутились, как двухцветные елочные шары на нитке, листья осины. Солнце сквозь них падало пятнами, пол и стены класса казались покрытыми большой леопардовой шкурой. Шагов за дверью все не было.
Смирнов вернулся к доске, машинально взял тряпку, смахнул с доски начало какого-то уравнения и только потом вгляделся в запись.
На зеленом фоне осталось: «х = ?»
Вот скотство.
Снова потянуло взглянуть на проклятую переписку, он прошел по среднему ряду и перегнулся через Риткино место. И охуел. На парте был ответ.
«Я весь твой, детка. И могу столько, сколько ты не выдержишь».
Вся строчка букв была изукрашена рогульками и пошлыми вензелями.
Дверь открылась – и Смирнов отпрянул от парты.
Харибда вошла, демонстративно не глядя ему в глаза – ее макаренковские методы были забавны еще в седьмом, в одиннадцатом они Смирнова даже умиляли.
- Вы меня очень, очень разочаровали, Василий, - она кивнула головой на первую парту и села за стол.
- Я могу все объяснить….
Она предупреждающе подняла руку.
- Национализм и ксенофобия… - Смирнов удивленно поднял брови, прежде чем сообразил, к чему это она, – худшие из проявлений человеческой нетерпимости, - Харибда набрала воздух в легкие и прикрыла глаза. - Когда ваши деды проливали кровь на полях Великой Отечественной…
О нет.
Смирнов понял, что если немедленно ее не остановить, урок новейшей истории пройдет для него, вместо Варвариного кабинета, прямо здесь.
- Харита Вартановна, а к вандализму надо проявлять толерантность?
Она сбилась и непонимающе поправила очки.
- Что? Почему к вандализму? К какому еще вандализму?
- Сегодня Хусаимов рисует на партах, а завтра – пойдет осквернять могилы наших дедов, которые проливали кровь на полях Великой Отечественной?
- Какие могилы, Смирнов, о чем вы?
- Да он же члены везде рисует и похабщину пишет. Сами посмотрите, - широким жестом радушного хозяина он пригласил ее в проход, и она невольно отклонилась, словно он мог вытащить ее на экскурсию насильно. – Там еще это… женское тело обнаженное. В сексуальной позе.
Харибду передернуло.
- Подождите, Смирнов… вы хотите сказать, что ваша драка…
- Да какая там драка? Пригрозил слегка, чтоб не портил школьное имущество – и все.
Харибда тряхнула головой и снова строго взглянула на Смирнова – но это был уже другой взгляд.
- Как бы то ни было, это не метод. Такие вопросы всегда можно решить словами.
- Погорячился, согласен, - согласиться Смирнов готов был уже на все, лишь бы отделаться от навязших за столько лет в зубах монологов.
- Ну ладно. Я вас попрошу, - она поправила волосы, – за оставшееся до звонка время стереть с парты все там изображенное. У вас есть резинка?
- Эм… стирательная?
- Да уж не жевательная, - она почему-то разозлилась. - Возьмите у меня на столе.
Как только за Харибдой захлопнулась дверь, Смирнов вытащил из стаканчика на ее столе вместо резинки черную гелевую ручку и вернулся к многострадальной парте.
«Повторяй пока себе почаще, а я дам тебе фору. Где и когда?»
На это раз сомневаться не приходилось. Шестиклашки в двойном составе в расписании отпадали. Оставался 11 «Б».
Херово.
Смирнов подошел в столовке к напрягшемуся Хусаимову и хлопнул по плечу.
- Извини, братан. Ошибся. Попутал – с кем не бывает, - тот угрюмо посмотрел исподлобья. - Про девушку одну нехорошо написали. Серова, слышал? Думал, ты.
Хусейн настороженно мотнул головой.
- Не я.
- Вот и я понял, что не ты. Извини. Мир?
Он пожал его потную правую и отошел, но уже у выхода вспомнил наскальное творчество «братана» и на всякий случай помыл руку с мылом.
Разговор предстоял не из легких.

Стас курил один, как обычно, не за левым, безопасным, а за правым углом – куда выходили окна Марго, завуча старшей школы. Он стоял у акации, тень от крупной ветки падала на его лицо и плечи, а белая рубашка отражала солнце, и этого контраста со светом взгляд его показался Смирнову особенно мрачным.
- Ну?
- Что ну? – Смирнов повел плечом. - Здорово, Стас.
- Давно не виделись.
Смирнов вытер все еще мокрые ладони о джинсы.
- Ну мало ли… скучал.
Стас зло сузил темные глаза, и из них потекла забытая горячая желчь. Почти два года прошло.
- Я ведь тебя просил не подходить ко мне, хотя бы в школе?
- Я помню, - Смирнов сунул мешающие руки в карманы. Его замутило. - Чего ты так боишься, Стас? Что изнасилую прилюдно?
Миронов дерганым движением откинул далеко в траву незатушенную сигарету и сжал пальцы. Драться с ним Смирнов не собирался - ни за ради чего. Он не вынул рук из карманов. Стас не ударил.
- Я сейчас уйду. Только скажи: зачем ты это делаешь?
- Что еще?
- Пишешь.
- Пишу? О чем ты? Тебе что ли? - Миронов презрительно скривился. - Да я с тобой на одном поле срать не сяду, Смирнов. Ты меня со своими… - он замолчал, явно подбирая слово погаже, и внутренности у Смирнова выкрутило рвотным спазмом.
- Я понял, не продолжай.
-…не равняй.
- Сказал же: понял. Значит, ошибся. Прости.
Он повернул обратно, стараясь не блевануть прямо при нем, отойти как можно дальше.
Стас его окликнул.
- Отвали ты от уже меня, а, Смирнов?
- Я же ухожу.
- Вообще отвали. По жизни. Оставь ты меня уже в покое. Ну связался я с тобой тогда по дури, что мне теперь – всю жизнь за это расплачиваться?
Смирнов вскинулся.
- По дури?..
- Ну не разобрался в себе, запутался. Мне теперь по твоей милости до гроба изгоем быть?
В тени глаза Стаса неестественно блестели. Смирнов вернулся и, сдерживая позыв, сглотнул.
- Ты сам себя изгоем сделал, Стас. Я тут причем?
- Сам? – голос Миронова дал петуха, в другой ситуации это выглядело бы комично, но не сейчас. - Нет, это ты меня им сделал. Ты тут при всем.
У него дергался уголок рта – нервный тик - так было всегда, когда он психовал. Смирнов помнил. Он постарался дышать ртом.
Стас достал из кармана пачку, но только ломал внутри сигареты, сминая упаковку в пальцах.
- Я бы школу сменил, дом, город, уехал бы на край света отсюда, лишь бы только тебя больше не видеть.
- Так менял бы. Ехал бы. Кто мешает?
- Куда я отсюда денусь? – взмокшие то ли жары, то ли от нервной испарины волосы упали ему на глаза. – Мать одну подыхать брошу? Кто сеструх поднимать будет? Ты? У меня их три. А я по твоей милости теперь для всех педик.
- Не ори. Услышат, – Смирнов поморщился. - Я был там с тобой, Стас, тебе напомнить?. Надо мной так же ржали, ко мне так же цеплялись, на меня пальцем показывали… до сих пор показывают. Почему я живу дальше? Здесь, никуда не уезжая, не поменяв ни школы, ни класса?
Глаза из-под темной челки снова блеснули вспышкой ненависти.
- А с тебя все как с гуся вода. Ты себе друзей попойками купишь. На тебе пробы ставить негде. Ты завтра свалишь – а я тут останусь.
- Я понял, Стас…
- Ненавижу тебя. С того, самого первого раза, ненавижу.
Рот его дергался еще сильнее, пачка сигарет в руке превратилась в бесформенный комок. Он опустил голову, волосы сверху густой завесой закрыли побелевшие глаза целиком, он их не убирал. Последние слова отозвались такой тихой железной убежденностью, что желудок у Смирнова снова свело.
- Правда? С самого первого? Что ж тогда…
Стас его не слышал.
- Тебе-то что, а я по уши в дерьме.
- Я тебя, Стас, тогда долго потом еще… того… помнил. Все ждал, что передумаешь.
Ему показалось, что плечи Миронова вздрогнули. Он повторил почти шепотом.
- Ты завтра свалишь – а я тут останусь.

Так блевал он, только когда в театре ставили «Павлуху» по Погодину, после премьеры. Перевоплотился, бля. Бабушка тогда вызвала скорую – и ему за здорово живешь кололи антибиотики. Потом-то все к таким его фокусам привыкли.
Держась за кусок арматурины, торчащей из бетона, он выбрался наружу и подлез под ограждением заброшенной стройплощадки. Сил не было, ноги подгибались, живот болел.
Шатаясь, он поплелся к школе.
У входа торчала Ритка.
- Ты дебил телефон в рюкзаке держать – тебя с собаками искать? Где был?
- Где был, там нет.
Она нагнулась к нему и покачала головой.
- Жевачку дать?
Он кивнул. Ритка вытащила из кармана пачку и выковыряла ему на ладонь две белые подушечки.
- Зарепетировались что ли там вчера… с Митряевым?
- Козел он. Митряев твой. Противно.
- Я тебе говорила.
- Ты все всегда знаешь, - жвачка была бабская, фруктовая, во рту растеклась приторная химическая сладость. - Прямая дорога - в пед.
- Да пошел ты, - она пихнула ему рюкзак и пошла по лестнице наверх. – Харибде покажись, она уже решила, что опять где-нибудь драка.
Он доплелся до семнадцатого и вломился без стука. Девятиклашки разом подняли на него глаза.
- Смирнов, в чем дело? Где… – она посмотрела на него внимательно, вышла из-за стола к двери, продолжив тише: - С тобой все в порядке? Может, в медкабинет?
- Все нормально. Я хотел объяснить.
- Ладно, сядь в конце класса, подожди до звонка.
Он пошел по проходу у стенки к последней парте, но сразу натолкнулся взглядом на Хусаимова. Тот, подавив смешок, сдвинулся на первый вариант, освобождая ему место. Смирнов сел и повернулся с вызовом.
- Ну?
Голова раскалывалась, было все равно. Драка так драка.
- Да ничего. Тут… это… - Хусейн с сомнением покосился на него и кивнул глазами на злополучные записи, – стереть, может?
Смирнов посмотрел на парту.
«Место и время свидания выбирает леди. Твое слово, детка».
Хусейн, не сдержавшись, хихикнул и тут же осекся.
- Это не я.
«Леди». Бешенство моментально вернуло его к жизни.
- Харита Вартановна, мне уже лучше. Можно я на урок пойду?

После шестого Зарицкая деликатно тронула его за рукав.
- Сможешь сегодня порепетировать?
- Да не вопрос.
- Я б тебя отпустила. Но до последнего звонка неделя, а у нас конь не валялся. Но если тебе совсем плохо, подождет до завтра.
- Завтра у меня театр. Я в норме. Куда – в актовый?
- В актовом сегодня началка, к нам, в семнадцатый. Пошли, остальные еще в столовке. Поедят - и подтянутся.
- Погоди, - он притормозил ее за локоть. – Харибда в роно уехала. Там закрыто. На вахту надо.
- Так у меня наш ключ.
Она двинулась дальше. А Смирнов остался стоять.
- Наш?
Машка обернулась.
- Да. У нас дубликат давно сделан.
- От семнадцатого?
- Смирнов, с тобой все в порядке? Может, все-таки перенесем на завтра?
- И у кого хранится этот дубликат?
Она непонимающе пожала плечами.
- Да когда как. Сейчас вот у меня. А что?
- Всегда?
- Господи, какая разница?
- С утра у кого был? Вчера, позавчера?
- Не знаю, взяла у Ритки Кирсановой. В чем дело-то? Пропало что?
- А она? У кого взяла?
- Да я откуда знаю? Смирнов, у тебя крышу снесло или ты еще в адеквате? Потому что заменять тебя у нас некем.
- Я в порядке.
Он пошел по коридору, обдумывая информацию. Голова варила не очень.
- Слушай, Зарицкая, а можно я буду на эту неделю ключником?
Зарицкая закатила глаза, порылась в сумке и вручила ему блестящий дубликат.
- Всё? Теперь доволен?
- Очень… А буду еще больше, если ты сделаешь одно доброе дело.
- Какое еще?
- Будь другом, сходи в столовку, принеси хлеба – пару кусков. Вывернуло, а жрать хочется. В животе херово, а еще репетировать.
Машка с сомнением посмотрела на него.
- Может, тебе самому сходить, обед взять? Или пирожок какой-нибудь?
- Да какой обед? Какой пирожок? Говорю же – херово. Выручи, Маш. Заодно себе что-нибудь купишь.
Он достал сотню.
- Я на диете, чтоб ты знал, в отличие от твоей Антигоны.
Деньги она взяла.
Смирнов рванул в класс и, воспользовавшись Харибдиной гелевой, быстро сделал приписку.

В восемь утра он был в кабинете.
Идея уже не казалась ему такой блестящей. Ублюдок мог заявиться на любой перемене – сделал же он так в понедельник. Тем более что у Харибды в среду выходной, и весь день в полном распоряжении.
Но по логике – проще было сделать все либо с утра, либо после шестого, так что до девяти стоило подождать.
Он сел на пол напротив окна, прислонившись спиной к дальней стенке громоздкого Харибдиного стола. Солнца не было, день обещал быть пасмурным. Густая тень от осины совсем перекрывала и без того скупой утренний свет. Все в кабинете казалось размыто-серым, неконтрастным - как на старой черно-белой фотографии. Стандартные дешевые занавески с дурацким геометрическим узором. Портреты математиков, которых за семь лет он так и не научился различать. Таблицы с тригонометрическими формулами. Убогие шашечки линолеума.
Он подумал о том, что еще две недели – и все это останется в прошлом. Месяц с небольшим – и он уедет в новую жизнь. С концами. Налегке.
Директриса с выжженным ежиком волос и собачьим загаром. Харибда и ее стекляшки на крупном армянском носу. Марго, историчка Варвара, физкультурник Горемыко.
Цивленко, Коровина, Головлев, Тарасенко, Зарицкая, Сотникова… Ритка…
Миронов…
Они все живут для него месяц с небольшим.
Двадцать восьмое июня – и их не станет.
У него забронирован билет в счастье.
Два года ему казалось, что это будет самый лучший день в его жизни.
И вдруг теперь, в такой дебильный момент, кольнуло подобие сожаления.
Правда, предаваться ностальгии долго не пришлось. В двери повернулся ключ.
На мгновение Смирнов испугался форс-мажорного появления Харибды или уборщицы – каким придурком бы он выглядел, найденный прячущимся за учительским столом – но нет, следом за хлопком двери замок снова закрыли. Свет благоразумно включен не был.
Смирнов услышал шаги по проходу и, подождав немного, поднялся с места.
- Что пишут?

URL

01:53

Темной ночи.

бла-бла-бла-бла-бла-бла

@темы: ыыыыы

URL

воскресенье, 31 августа 2008